К ВЫСШЕЙ МЕРЕ. БУТОВСКИЙ ПОЛИГОН

По данным архивных материалов Комитета госбезопасности, в СССР в 1937-1938 годах было расстреляно 688 тысяч человек. В Москве в период с 1937 по 1941 год были приведены в исполнение приговоры в отношении 32 тысяч. Лишь небольшая часть их была кремирована в Донском крематории и захоронена в Могиле N1 на Донском кладбище. На эти захоронения в архивах госбезопасности имелись соответствующие документы. Но другие места массовых захоронений жертв московских расстрелов долгое время оставались неизвестными. На протяжении многих лет сам факт вынесения внесудебными органами смертных приговоров тщательно скрывался. Семьям расстрелянных отвечали, что их родные осуждены на 10 лет без права переписки. Потом на свои запросы они получали ответ: «умер в лагере в 1942, 43… от воспаления легких, сердечной недостаточности…» — таким образом сотни тысяч жертв списывались на военные годы.

В 1991 году года в архиве Московского управления МГБ были обнаружены неизвестные ранее, не стоявшие на учете материалы. Это были 18 томов с предписаниями и актами о приведении в исполнение приговоров о расстрелах двадцати тысяч 765 человек в период с 8 августа 1937 по 19 октября 1938. Но и там ни слова не говорилось о том, где именно были расстреляны эти двадцать тысяч человек. Бутово, как место массовых расстрелов и захоронений, не всплывало ни в документах, ни в рассказах, ни в протоколах допросов сотрудников НКВД, имевших прямое или косвенное отношение к расстрелам 30-х—50-х годов. О Бутово не было сказано ни слова ни во времена так называемой “хрущевской оттепели”, ни после нее — до самого конца 80-х годов.

До 1995 года территория Бутовского полигона находилась в ведении ФСБ и постоянно охранялась. Полигон, где находилась основная часть захоронений, был обнесен глухим деревянным забором с натянутой поверх колючей проволокой. По краям возник дачный поселок НКВД, в котором, несмотря на чины и должности, разрешалось строить только легкие одноэтажные дачки — без погребов и массивных фундаментов. О причинах такого распоряжения со временем забыли, а по большей части уже просто не знали. В начале 70-х годов обветшавший забор вокруг полигона был обновлен, в восточной части разбит яблоневый сад. Сотрудники охраны понятия не имели, какую ценность представлял собой худосочный фруктовый сад или грядки с клубникой, на месте которых впоследствии вырос гигантский борщевик.

В августе 1997 года в Бутове на небольшом участке были произведены археологические раскопки. В них принимали участие квалифицированные специалисты: археологи, тафолог, специалист по промышленным тканям и обуви, судебно-медицинский эксперт, специалист по огнестрельному оружию. Был вскрыт участок погребального рва площадью 12,5 квадратных метров. То, что открылось глазам исследователей, не поддается описанию. Вповалку, вперемежку, как в каком-то могильнике для скота, лежали убитые люди. На открытой поверхности захоронения были обнаружены останки 59 человек, предположительно мужчин, в возрасте 25-30, 45-50 лет, расстрелянных, судя по одежде, поздней осенью или зимой. Всего же в том погребении, расположенном в несколько ярусов, по мнению специалистов, находились останки примерно 150 человек. Профессионалы считают, что опознание тел возможно. Но это очень трудоемкий, долгий и дорогостоящий процесс. Все убиенные на Бутовском полигоне не похоронены по сей день. Потому что это нельзя назвать захоронением…

O том, как проходил сам процесс, рассказал сотрудник Центра общественных связей ФСБ, в прошлом зам. начальника Группы реабилитации, полковник ФСБ М. Е. Кириллин. Тогда, в начале 90-x молодые работники ФСБ многое не знали о массовых расстрелах. Для них самих это стало откровением, и они всеми силами старались помочь.

«…Автозаки, в которые вмещалось 20-30, а иногда до 50 человек, подъезжали к полигону со стороны леса примерно в 1-2 часа ночи. Деревянного забора тогда не было. Зона была огорожена колючей проволокой. Там, где останавливались автозаки, находилась вышка для охраны, устроенная прямо на дереве. Неподалеку виднелись два строения: небольшой каменный дом и длиннейший, метров восьмидесяти в длину деревянный барак. Людей заводили в барак якобы для «санобработки». Непосредственно перед расстрелом объявляли решение, сверяли данные…

Приведение приговоров в исполнение в Бутово осуществляла одна из так называемых расстрельных команд, в которую, по рассказам исполняющего обязанности коменданта, входило 34 человека. Один из местных жителей, служивший шофером на автобазе НКВД, говорил, что весь спецотряд состоял из двенадцати человек. В этот спецотряд входили команды, которые действовали в Бутово, Коммунарке и в Москве — в Варсонофьевском переулке и Лефортовской тюрьме.

Первое время расстрелянных хоронили в небольших отдельных ямах-могильниках. Эти могильники разбросаны по территории Бутовского полигона. Но с августа 1937 года казни в Бутово приняли такие масштабы, что «технологию» пришлось изменить. С помощью бульдозера-экскаватора вырыли несколько больших рвов, длиной примерно 500 метров, шириной 3 метра и глубиной также 3 метра (рвы видны на аэрофотокосмических снимках, которые были сделаны землеустроительными организациями для службы госбезопасности; на снимках четко прослеживаются полосы, означающие измененную структуру почвы на этих участках).

Процедура переклички, сверки с фотографиями и отсеивания людей, в отношении которых возникали какие-либо вопросы, продолжалась, вероятно, до рассвета. Как рассказывал исполняющий обязанности коменданта, исполнители приговоров в это время находились совершенно изолированно в каменном доме, что стоял неподалеку. Приговоренных выводили по одному из помещения барака. Тут появлялись исполнители, которые принимали их и вели каждый свою жертву в глубину полигона в направлении рва. Стреляли на краю рва, в затылок, почти в упор. Тела казненных сбрасывали в ров, устилая ими дно глубокой траншеи».

На этих кадрах фотографии расстрелянных всего за один день – 25 марта 1938 года. За день редко расстреливали меньше ста человек. Бывало и 300, и 400, и свыше 500. 28 февраля 1938 года было расстреляно 562 человека.

При расстрелах полагалось присутствие врача и прокурора, но соблюдалось это далеко не всегда. По окончании казни заполняли бумаги, ставили подписи, после чего исполнителей, обычно совершенно пьяных, увозили в Москву. Затем к вечеру появлялся человек из местных, чей дом до 50-х годов стоял на территории полигона. Он заводил бульдозер и тонким слоем земли присыпал трупы расстрелянных. На следующий день расстрелов все повторялось сначала. Это была настоящая фабрика смерти.