ЧТО ОЗНАЧАЛО ЖИТЬ В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ В СЕМЬЕ, ГДЕ ЕСТЬ ИНВАЛИДЫ?

Юра Астахов (Бостон, США), сын одного из основателей общества инвалидов в СССР, Юрия Георгиевича Астахова, инвалида первой группы (в 1941 году в трехлетнем возрасте во время бомбардировки Москвы при ударе взрывной волны получил травму позвоночника, осложненную костным туберкулезом, что привело к параличу ног).

По данным Военно-медицинского музея в Санкт-Петербурге, в ходе Великой Отечественной войны ранения получили 46 миллионов 250 тысяч советских граждан. Из них около 10 миллионов вернулись с фронта с различными формами инвалидности, в том числе 775 тысяч с ранениями головы, 155 тысяч с одним глазом, 54 тысячи ослепших, 3 миллиона — одноруких, 1,1 миллиона — без обеих рук. После войны в СССР во многих общественных местах (на вокзалах, рынках, площадях) можно было увидеть изувеченных во время только что окончившейся войны людей в дырявых обносках, часто с орденами и медалями на груди, обреченных на нищету и полуголодное существование. Эти бездомные герои просили милостыню у тех, кому они завоевали мир. Но затем они исчезли, улицы были очищены от их жалкого вида, и мало кто задумывался, куда они подевались. Говорят, что Сталин, однажды проезжая по послевоенной Москве, выразил недовольство по поводу множества инвалидов на улицах. Это было воспринято его подчиненными, что стало одной из причин выселения бездомных инвалидов из Москвы.

Gregory: Что означало жить в Советском Союзе в семье, где есть инвалиды?
Yura: У меня уникальная семья, у меня уникальные родители. Папа, меня назвали в честь папы, звали его также Юрий Астахов.

Gregory: Его ещё Георгием называли.

Yura: Да, Юрий, Георгий. И, соответственно, меня дети и внуки не балуют разнообразием имен. Папа — инвалид первой группы, один из создателей советского общества инвалидов.

Gregory: Независимого от государства.

Yura: Нет, в те времена оно не было независимо от государства. Они были внутри министерства социального обеспечения. Но, помните, кто-то сказал, что в Советском Союзе нет секса? Это было на телемосте. Министр социального обеспечения РСФСР Домна Павловна Комарова заявила, что в Советском Союзе инвалидов нет. Соответственно, для инвалидов, по сравнению с тем, что происходило в мире, условий для жизни не было. Не было пандусов, нельзя было… Например, мой папа — один из первых, кто получил разрешение, как инвалид первой группы, учиться в высшем учебном заведении. Инвалиды первой группы не могли получить образование.

Gregory: И после этого не могли получить работу.

Yura: И после этого получить работу было невозможно. Всё было закрыто. Я помню кресла, на которых они передвигались — это, по сравнению с немецкими, с тем, что существовало в мире, было в 10 раз тяжелее. А протезы, на которых папа ходил, весили 16 килограмм. Папа был парализован от груди и ниже. Когда ты говоришь о том, что значит жить среди инвалидов в Советском Союзе… Мои родители и их окружение были очень интересными, целеустремленными людьми, несмотря на их физическое состояние. Они были веселыми, действующими, активными, но, тем не менее, я, например, до сих пор не могу смотреть на искусственные цветы, потому что это была одна из тех работ, которые давали инвалидам — это был рабский труд. Нужно было делать огромное количество цветов, чтобы зарабатывать минимальные деньги. Или вторая работа — накатка, когда сидишь и просто наклеиваешь ярлыки. Ты должен был сделать тысячи наклеек, чтобы заработать копейки. Это касалось всего. Пенсия инвалида первой группы составляла 24 рубля. Инвалиды, которые жили в домах-интернатах, не имели права заключить брак самостоятельно. Это можно было сделать только с разрешения органов социального обеспечения.

Gregory: Я знаю, что если это происходило и женщина рожала, государство забирало этого ребенка.

Yura: Из-за того, что отец активно помогал другим людям, на моих глазах разворачивались истории двух людей, которых я хорошо знал. Один из них — Геннадий Гуськов, который приехал из Воронежского дома инвалидов. В Воронеже… у него были практически парализованы руки и ноги, он был больным с ДЦП, передвигался на такой колясочке, и мог шевелить только пальцем — это все, что у него двигалось. Но он был феноменальным человеком. Он придумал себе автомобиль, начал бизнес, прямо из дома инвалидов, они стали делать пробники для аккумуляторов, и, соответственно, люди, которые жили в этом доме инвалидов, стали зарабатывать. За это его арестовали, забрали в милицию, там избили. Это был Советский Союз, 80-е годы. Генка объявил забастовку прямо в полиции. О нем рассказали другие диссиденты, это попало в мировую прессу, и его перевезли в Москву. Не помню точно, но по-моему, это была Боткинская больница, и оттуда, мы с папой приехали и забрали его. Он жил у нас два года, пока к нам не пришел участковый и не сказал, что либо его здесь не будет, либо мы потеряем квартиру.

Yura: Я хотел об этом сказать: в нашей квартире всегда кто-то жил, мои родители — абсолютные альтруисты. Постоянно кто-то приезжал в Москву, чтобы лечиться, поступать в институт, у кого-то были проблемы, чаще всего это были инвалиды. Наверное, стоит сказать и про маму, потому что мама — здоровая, красивая женщина, с которой папа познакомился в школе. Папа пропустил два года, пока болел и пока его не парализовало полностью. А потом они были вместе всю жизнь. Я помню, как уже здесь я спросил у мамы: «Мама, как ты вообще за инвалида вышла?» А она отвечает: «О чём ты говоришь? Я была счастлива, когда он согласился, потому что он пользовался таким успехом!» А жизнь была очень непростой, потому что любое движение для отца было проблемой. Чтобы с пола подняться на кресло, нужно было прыгнуть. Папа любил гимнастов, и он мне рассказывал про «Петлю Корбут». Это как раз то, что ему нужно было делать, чтобы сделать шаг. Это был такой физический труд. Но эта нагрузка точно так же была на маму, на меня. Сколько инвалидов, которые жили на втором этаже, не выходили на улицу годами. Когда я стал постарше, я их просто таскал на себе. Помню, как нам с папой кто-то подарил билеты в Кремлёвский дворец съездов, и мы пытались припарковать машину, но около Кремля это было запрещено, и я полтора километра тащил отца на спине, чтобы дойти до Кремля.

Gregory: К Кремлевскому дворцу съездов. Знаешь, мне до сих пор не понятно, как произошел этот перевод людей, которые хотели, ну, может быть, даже как-то помочь государству наладить нормальную жизнь для инвалидов. Я говорю о той организации, которую они создали. Собственно говоря, они не требовали ничего особенного. Просто разобраться с пенсиями, создать специальные дома, приспособленные для жизни инвалидов. Может быть, не всем понравилось, что эта организация хотела наладить связи с заграницей, с подобными организациями в других странах, и что-то в этом роде. Как их быстро перевели в разряд диссидентов и антисоветчиков?

Yura: На самом деле, была такая ситуация… активный человек либо диссидент, либо не диссидент. Среди людей, которые участвовали в создании общества инвалидов, как Юрий Киселев, который был диссидентом, были и такие, как мой отец, были преподаватели МГУ, которые преподавали научный коммунизм или что-то еще. Каждый выживал, как мог. Я думаю, что основная их идея, которая не соответствовала Советскому Союзу, заключалась в том, что человек без ног, человек на коляске, человек на костылях — это портило картинку. Помнишь, как после…

Gregory: Да, после войны. Инвалидов без рук без ног, как их называли «самоваров», отправили на Валаам…

Yura: Да, эти люди абсолютно нормальные, они могут работать, только нужно создать условия, чтобы их жизнь была приспособлена. И то, что получилось у них… На самом деле в Соединенных Штатах, если помнишь, в 1991 году был принят Закон о правах инвалидов? В нем были прописаны обязательные съезды, доступность входов в метро, стандартные размеры туалетов, чтобы инвалид мог войти… Вот о чем шла речь.

А в Советском Союзе была такая мотоколяска с одномоторным мотоциклетным двигателем — Иж-Юпитер. Это была бензиновая печка, которая располагалась спереди и могла загореться. Я всегда смеялся и называл папу Чичиковым, потому что у нас было 8 таких машин. Папа помогал другим инвалидам, кому-то их отдавали бесплатно, а кому-то за деньги, хотя эти машины быстро разваливались и на них было невозможно ездить.

Когда мне было 5 лет, я тоже не мог ходить, у меня была редкая болезнь — болезнь Келлера. Вдруг мне стало плохо с ногами, и у мамы вместо одного инвалида получилось два. Мы ехали с отцом на мотоколяске, и она сломалась, а до дома пешком было 12 минут. Мы жили на Воронцовской улице, на Таганке, прямо на Краснохолмском мосту. Мы простояли там весь день, пока кто-то нас не нашел. Из-за того, что мы оба не могли ходить, я помню, как мы с папой на коробке спичек написали номер домашнего телефона, чтобы кто-то с нами связался. И вообще, мое потрясение в Америке было связано с тем, что я увидел автобусы, где опускается передняя платформа, и инвалид в кресле выезжает на улицу. Но больше всего меня поразило даже не это, а то, что в Бостоне, рядом с бейсбольным полем, вечером горит свет, и подростки играют в бейсбол, а какой-то мальчик на костылях играет вместе с ними, и все остальные его ждут. И это было абсолютно нормально, потому что в сознании людей это было естественно.

Наверное, это была одна из главных задач, которую ставила группа, частью которой был мой отец. Они спорили, как и любая оппозиция, они никак не могли договориться, и это все… Понимаешь, у меня был потрясающий пример людей, которые горели этим, они жили, они жили очень активно. Отец работал на обычной работе, и там тоже было забавно — он работал в типографии № 19, которая печатала расписание речного флота. Но у этой типографии была еще одна задача — печатать антисоветскую литературу, Солженицына, для членов политбюро, в количестве 200 экземпляров, которые они передавали под роспись, а затем эти экземпляры сдавались обратно, и в типографии их…

Gregory: Резали.

Yura: Да. А папа с начальниками вытаскивали эти книжки, фотографировали их, и потом мы их читали.

Gregory: А печатали точное количество?

Yura: Да, все под роспись. Их накрыли, и папа потерял работу. Но на самом деле это удивительно, потому что нас, при всех грехах, нельзя назвать антисоветскими… хотя, наверное, это называлось антисоветская деятельность, но нас никто никогда не преследовал. Я не помню, чтобы нас где-то прижимали.

Gregory: Нет, ну это известно, что этим занималась организация КГБ, потому что это 100 процентов, как любая форма проявления человеческой активности вне какого-либо контроля, да? Я даже прочитал, я тоже этого не знал, что несколько раз обращались к советским властям с просьбой, чтобы люди с физическими недостатками могли участвовать в Паралимпиаде. И это всегда был категорический ответ: «У нас таких нет вообще.» Юра, я хотел тебя спросить: жизнь в этой семье и общение с этими людьми, что тебе дало для жизни, что ты вынес для себя лично?

Yura: Ну смотри, на сегодняшний день я работаю массажистом, одна из моих работ — это массажист. И то, что делали мои родители и эта группа людей, по-английски это называется «сервис». То есть они помогали другим людям, и здесь не было большой идеи, религиозной. Это было настолько естественно. В чем я вижу смысл и что мне приносит удовлетворение? Когда я могу кому-то помочь. Мне, как бы, богом и родителями дано больше, потому что с 5 до 7 лет я не ходил. Я на велосипеде проехал от Питера до Вильнюса, лазил по горам, занимался… кандидат в мастера спорта по боксу, хорошо, не кандидат, первый раз, чтобы уже честно. Но самое главное — когда можно кому-то помочь, и кому-то станет лучше. Наверное, вот это и есть самое главное.

Gregory: А в семье когда-то обсуждалось, почему в Советском Союзе такое отношение к инвалидам? Мы сейчас работаем над большим проектом о ГУЛАГе, и я помню, что я там нашел упоминание о человеке, который работал в НКВД и курировал людей с инвалидностью. И была даже такая мысль, я её перефразирую, что физическая недееспособность — это уже вина. То есть человек родился и сразу становился виноватым, потому что у него было что-то не так, как у других.

Yura: Знаешь, в нашем доме был и Солженицын, и религиозная литература, поэтому был достаточно трезвый взгляд на то, что такое Советский Союз, что такое философия страны, в которой мы жили. Поэтому мы, и мой отец, это понимали.

Gregory: Как люди относились?

Yura: Боялись. Опять же пример: Геннадий Гуськов, про которого я рассказывал. Допустим, ему нужно было куда-то ехать, у него есть билет, а проводники его не брали. То есть у нас была целая система. Кто-то подходил к проводнику, ему давали билет, допустим, мы в это время брали его на плечо и затаскивали внутрь. Кому он нужен? Он инвалид! Что с ним делать? Люди боялись, не знали, что и как с этим делать.

Gregory: Знаешь, я, общаясь с тобой и с твоими родителями, открыл для себя совершенно другой мир, какой-то параллельный. Это было очень неожиданно, хотя я и понимал, в какой стране мы живем, но это было что-то за гранью. Я вспомнил проект, над которым мы работаем, о ГУЛАГе, и этого человека из НКВД, который придумывал дела. Я помню одно дело, которое меня очень поразило — «Организация глухонемых». Их обвинили в том, что это фашистская организация с террористическими целями, и расстреляли 37 человек из этого общества. Только потом выяснилось, что они были глухонемые.

Yura: Ты представляешь себе парализованного человека, который сам создал себе машину, сделал возможным, чтобы люди-инвалиды могли зарабатывать, забрать его в полицию и избивать ногами? Потом их отправляли из одного дома-интерната в другой, поближе, там где тяжело дышать, где какие-то каменоломни, чтобы они побыстрее умерли. А в первом доме-интернате Генка Гуськов посадил в тюрьму директора этого интерната и ещё 4-5 нянечек за убийство. То есть этих бабушек ещё и убивали за какие-то деньги. Это тоже часть страны, в которой мы жили.

Gregory: А вот до того, как был принят этот закон о правах инвалидов, где закон защищает права и предоставляет возможности для таких людей, как обстояло дело в Америке до этого?

Yura: Плохо. Точно так же плохо. У меня есть друзья, которые пытаются открыть математическую школу, но им не разрешают, потому что там нет входа для инвалидов. Мы не можем открыть школу, потому что нет условий. У них вообще не было инвалидов в жизни, а я-то понимаю. Конкретный пример из моей жизни: когда мои родители приехали, то на 191-й улице был спуск в метро, а следующий был на 168-й, а затем на 59-й улице. Это где-то 10 км. То есть я возил отца по поверхности. А сейчас каждая станция оборудована этим. Я помню, как в Нью-Йорке были дома для слепых. Как они были оборудованы, сколько там всяких приспособлений, чтобы люди могли ориентироваться с помощью звука. Это совершенно другой уровень отношения.

Gregory: А как родители отреагировали, когда они приехали в Америку и увидели все это?

Yura: Ну, они были в шоке. Они воспринимали это так же, как и я. Это было настолько насущно. Я помню, как я увидел первый автобус, который поднимает людей, и я пришёл к тебе и сказал: давай сделаем передачу, чтобы люди увидели, как это бывает. И опять же, это очень важно — показать, как можно сделать так, чтобы люди с физическими недостатками нормально жили и были частью обычной жизни. Я возил своих родителей путешествовать по Америке, в гостиницах в бассейне везде был доступ для инвалидных кресел, и я возил отца в воду и плавал с ним. Он плавал несколько раз в жизни. Здесь любой бассейн должен быть оборудован спуском для инвалидов.

Gregory: Как ты считаешь, то, что происходило в Советском Союзе по отношению к людям с физическими недостатками — это часть этого строя, социализма, с его бесчеловечным отношением к личности, или это может быть чертой российской ментальности?

Yura: Ты уже два правильных слова сказал в этом вопросе. Я думаю, что это черта именно строя, именно социализма, а не российской ментальности. Потому что я считаю, что любая человеческая ментальность — это сострадание. Кому-то свойственно сострадание, кому-то нет, но в натуре человека всегда есть желание помочь, если кто-то упал, в нормальном обществе ему помогут. Я просто приведу пример: я уехал в 91-м году, а первый раз я попал в Россию в 2001 году. Прошло 10 лет, и я почувствовал, что уважение к личности, человеческой жизни, в стране, в которой я родился и прожил 27 лет, не было по сравнению с Соединёнными Штатами Америки. И я думаю, что это была политика Советского Союза — чтобы все были большие, красивые. Это как фотография на Фейсбуке. Мы же не выкладываем фотографию, где мы выглядим плохо. Мы выкладываем, где хорошо. Зачем показывать безруких, безногих? Лучше этого не видеть. Это основная, по моему мнению, фундаментальная разница между обществом, в котором мы с тобой живем сегодня, и обществом, в котором мы жили… Ну, сегодня вообще страшно, что происходит, потому что нет уважения к человеческой личности, именно к личности, понимаешь? Какая разница, человек в инвалидной коляске или человек идет на своих ногах — он всё равно человек…