Василь ДУДКО

«ИЗ НАШЕГО СЕЛА БЫЛО ВЫСЕЛЕНО 68 СЕМЕЙ»

Я родился 17 июня 1958 года, в лагерном пункте № 3, Зейский район Амурской области, Российская Федерация. Мои родители были репрессированы в 1949 году, когда массово с западной Украины на Дальний Восток вывозили семьи украинцев, связанных с движением сопротивления.

Моих отца и мать, вместе с дедом и трехлетней Анной, моей старшей сестрой, вывезли в Амурскую область. В дороге сестра заболела и чуть не умерла. Таким образом, дважды она училась ходить – после рождения и после своей болезни. Два месяца ехали в дороге, холодно. Мой дядя Дмитрий получил 25 лет лагерей, строил Норильск. Вместе с дядей там была и его мама, то есть моя бабушка. Моя тетя, сестра матери, была связной в УПА, – в Северном Казахстане отбывала тоже 25 лет. Репрессирована была вся семья.

…Из нашего села было выселено 68 семей – 360 человек. Это село Братишев в Тлумачском районе Станиславской (теперь Ивано-Франковской) области, в сорока километрах от Угринова – родины Степана Бандеры. Здесь была массовая поддержка УПА. Боролись, чтобы получить независимость. Молодежь, люди старшего возраста шли в отряды УПА, помогали всячески – носили еду, шили одежду… Позже уже была блокада, в каждом в селе стояли военные, всех проверяли на выезде. Это из рассказов моих родителей и родственников. Вот едут на лошадях обрабатывать свои поля, – проверяли возы, не везут ли воду, продукты. Из хуторов всех выселили в села, чтобы не было поддержки УПА.

Наше село очень пострадало во время войны, линия столкновения там проходила, его бомбили, обстреливали артиллерийскими снарядами. Село было сожжено на три четверти. Моя бабушка погибла на Пасху 44-го года. В тот день трижды советская авиация бомбила село, потому что там было несколько немцев. Люди сидели в убежищах, а тут – Пасха. Как же ж, нужно домой сходить, муж побриться хочет, чистую рубашку надеть… Люди были очень набожные. Их уговаривали не идти, а когда все заснули, они выбрались наружу, только несколько метров прошли, а тут штурмовики – мою бабушку Анну разорвало на куски. Когда всё успокоилось, дед собрал останки – то, что нашел, – в снарядный ящик и похоронил. Больше уже не женился, хотя был молодой, только 46 лет ему было на тот момент…

А потом после 20 съезда, в конце 50-х, началась реабилитация, многие выехали в Северодонецк. Один уехал, и все вслед за ним. Конец 50-х, начало 60-х. Мало кто там остался из украинцев. Не разрешали ехать на родину. Был запрет, нельзя и все. Приезжали в село, откуда высланы, нет прописки, нет работы, ничего нет. Такая была негласная установка. Я говорю со слов своих родных и близких, что такая ситуация была. Моя тетя была в Казахстане, там вышла замуж, у нее родилось трое дочерей. Она тоже поехала с семьей в Северодонецк, который как раз перестраивался, там был химический комбинат, и много вывезенных, когда их уволили, туда поехали. В Северодонецке она работала на «Стеклопластике.

– Вы родились уже после этого. И от родителей узнавали. С какого года? Когда вы узнали, что вы украинец, вы же жили в России?

Наши родители ничего нам не рассказывали о тех событиях, боялись, чтобы мы в школе или ещё где-то не проговорились. А между собой шептались… Уже во время перестройки, в 80-х годах, мы постепенно узнавали. В 2011 году я побывал в нашем селе по приглашению принять участие в мероприятиях, посвящённых 100-летию знаменитого скульптора Григория Крука.

Из Википедии: Крук Григорий Яковлевич (также: Григорий Крук, нем. Gregor Kruk, 30 октября 1911, Братишев, ныне Ивано-Франковская область — 5 декабря 1988, Мюнхен, Германия) — украинский скульптор и график, который работал в Германии. Основная тема творчества: историческая судьба Украины — более 300 скульптур различного формата; среди скульптурных работ «Портрет патриарха Иосифа Слепого», «Монахиня», «Отдых», «Крестьянская чета».

Он наш родственник по отцовской линии. 31 октября 2011-го в селе установили его скульптурный бюст, отслужили молебен, присутствующие побывали на том месте, где была усадьба семьи, она не сохранилась, посадили там два дубка, в Народном доме прошёл концерт. Я, как один из двух оставшихся родственников, был приглашён на эту церемонию.

– А как вы в Днепре оказались?

– Впервые в Украину мы с мамой приехали в отпуск летом 1973 года на два месяца, посетили Северодонецк, Коммунарск — там жил дядя, художник. Съездили в Братышев на Западную Украину. А уже в следующем году приехали насовсем, родители купили дом в Северодонецке. Возвращаться на родину не рискнули, так как там нельзя было ни прописаться, ни найти работу.

Нас, четверо братьев, родилось на Дальнем Востоке. Помню, жили в деревянном доме, крыша тоже из дранки, дровами печь топили. Отца сначала привезли на сборный пункт в Благовещенске, это уже после лагеря, и он сам нашёл этот дом – раньше там был магазин, потом его закрыли.

В Северодонецке я окончил 10-й класс, поступил в горный техникум в Лисичанске, проучился один курс, и меня забрали в армию. Два года служил танкистом, потом женился и работал на шахте 12 лет в Луганской области, развелся и переехал в Донецк, продолжал работать на шахте. В 2014 году, когда российские оккупанты пришли в Донецк, перебрался в Днепр. А когда началась большая война в 2022 году, сюда переехали и бывшая жена, и дочь с мужем и пятилетним внуком. Сейчас мы все живем в одном городе, хоть и на разных берегах Днепра.

В 2016 году я стал волонтером. Дежурил в уголке отдыха для транзитных военных пассажиров на центральном автовокзале города. Причастен к казачеству – Кодакская паланка, Старосамарская Сотня Войска Запорожского низового. Мы знали, что война будет, были подготовлены организационно. Как началось, сразу стали помогать: мобилизация оперативного резерва первой очереди, помощь раненым в больницах. Потом добровольцем пошел на трехлетний контракт. Мы прошли подготовку на полигоне и поехали под Запорожье, где нас отправили на сортировку, там забрали оружие и сказали, что 60+ должны сидеть в тылу.

Да, «война — дело молодых, лекарство против морщин», как пел Цой. Поэтому мы здесь сформировали роту контрдиверсионной борьбы, ловили диверсантов, шпионов, помогали в формировании 108-й и 128-й бригад территориальной обороны вначале. Потом основали учебный центр по военной подготовке на волонтерских началах и по 11 дисциплинам готовили бойцов — добровольные двухмесячные курсы. У нас много благодарностей от бойцов, которые пошли подготовленными на фронт.

Это сирена воздушной тревоги. Мы уже привыкли, не будем уходить? Война. Два разных народа, два разных менталитета.

– Может быть, это историческая память?

 – Конечно, это историческая память. Когда мы были в ссылке и ходили в школу, мы учились вместе с детьми ссыльных из стран Балтии — латышами, литовцами, эстонцами, а также белорусами, молдаванами и многими украинцами. В нашем поселке была восьмилетняя школа, а в девятом классе нас отвезли в интернат за 30 км. Это поселение было в два-три раза больше, и в нем также преобладали украинцы. Они рубили лес. Тот лагпункт потом переименовали в лесопункт.

– На каком языке вы там разговаривали?

Конечно, разговаривали все на русском. Старшие люди разговаривали на своём языке — украинском, белорусском, литовском… Мама выписывала журнал «Радянська жінка», я его читал, вообще был охочий до чтения. Мама пела песни, когда маленький был, в колыбели… Я способен к языкам – служил в Польше и через два года выучил польский, очень хорошо общался. Немецкий знаю, потому что в школе изучали и в техникуме.

– Скажите, а мы победим?..

– Конечно, мы победим! Только народ наш – нация – пока зреет. Сами выбрали войну, когда избрали Януковича.

– Много среди ваших знакомых погибло?

– Ну да, это же потери, есть такое, знакомые, друзья, воюют… Ну да, где-то 5 процентов от 100…

– Победа грядет. Слава Украине! Героям слава!