Жанна КРЫЖАНОВСКАЯ
(Днипро, Украина)
Жанна КРЫЖАНОВСКАЯ, дочь репрессированного Николая Береславского:
«УЧИТЕЛЯ ПРОСИЛИ УЧЕНИКОВ, ЧТОБЫ РОДИТЕЛИ ПЕРЕДАЛИ ЧТО-ТО ПОЕСТЬ»
В нашей семье очень хорошо знали о голодоморе. В отцовской семье голодали, но это не был смертельный голод, и моя бабушка, сколько жила, столько плакала и говорила: «Говорят, что голода не было, а ещё какой голод был…» Тогда об этом молчали. Отец вспоминал (он 1924 года рождения, ему тогда было девять лет), как голодали учителя, сидели с отёкшими ногами и просили учеников, чтобы родители передали чего-то поесть. И его мама передавала учителям варёную свеклу. Это он очень хорошо запомнил. В школе не все местные работали, были такие, кто не имел собственного хозяйства, а это ещё времена активной коллективизации.
У бабушки на то время уже было трое детей. Этот её рассказ я не могу вспоминать без слёз: «Ранняя весна, слышу, идут дети и поют «Распрягайте, хлопцы, коней», выглянула в окно – холодно ещё, сыро, дети оборванные, братик и сестричка, очевидно, с торбами становятся под окнами и поют, просят милостыню. А как поётся, когда ты голодный ребёнок, когда у тебя родителей нет? А у меня нечего им дать. Я вышла в огород, там только начали вылезать лук и чеснок. Нарвала тех стебельков, дала, а они сразу сели под окном и стали их делить…» Если это переживёшь или хотя бы пропустишь через себя – не забудешь и простить не сможешь.
Когда я работала в институте, был приказ собрать свидетельства о голодоморе. Именно центр изучения украинского языка, который я возглавляла, за это отвечал. Со всей области к нам поступали свидетельства, которые брали у учителей, односельчан, свидетелей, которые ещё помнили о голоде. К сбору этого материала привлекались дети. И когда мы читали об этом ужасе, нас охватывали и гнев, и боль, и обида, и вставал вопрос: почему, за что наш народ, вечный хлебороб на своей плодородной земле, и в урожайный, в принципе, год умирал от голода? А насколько живуч был страх: старые люди просили, чтобы под свидетельствами не указывали их фамилий. А это уже были наши времена, в независимой Украине, и люди ещё боялись быть наказанными, настолько их запугали. Часть этих свидетельств о голодоморе была напечатана при содействии областного управления народного образования.
Помню, бабушка рассказывала о случае людоедства в их селе. Ужасно даже представить – мать зарубила своего шестилетнего сына. До чего нужно было довести людей, чтобы убить инстинкт материнства?! Я перед собой ставила такой моральный вопрос: куда же эта женщина попадёт – в ад как детоубийца или в рай как мученица?
Когда отец опирался на какую-то информацию, она не была голословной, он выписывал академические книги из Москвы, из Киева, которые издавались всего по несколько тысяч экземпляров на весь Советский Союз. Вот у меня, например, «Очерки по статистике населения» («Госстатиздат»). Его очень интересовала демографическая ситуация в Украине – где и как она изменилась. А вот «Внешняя торговля Советского Союза с 1918 по 1966 год» – он выписал эту книгу из Москвы, когда изучал вопрос голодомора. Сопоставлял – сколько продали продуктов в 32-33 годах, а здесь за каждый год по каждому продукту есть информация. Отцу было трудно возражать, когда он что-то доказывал, потому что он оперировал фактами.
Что касается демографии, в Советском Союзе провели перепись населения в 1926 и в 1939 годах. В других республиках был плюс, то есть прирост, а у нас наоборот минус. А потом резко увеличилось число русских, буквально за несколько лет, потому что в выморенные голодом сёла целыми семьями заселялись из российского Нечерноземья. И мы в селе знали таких людей…
А сколько только за 20-е столетие пережил наш народ? И, очевидно, какие-то глубинные причины на это есть. Такие вопросы ставил перед собой и отец. И находил ответы у Шевченко:
Розкуйтеся, братайтеся!
У чужому краю
Не шукайте, не питайте
Того, що немає
І на небі, а не тільки
На чужому полі.
В своїй хаті своя й правда,
І сила, і воля.
Отец знал хорошо Шевченко. И я знаю хорошо Тараса Шевченко. В основном люди читают «Катерину», «Наймычку», то есть произведения, скажем так, на бытовые темы. Но настоящий Шевченко, которого нужно осознать и понять, в его основных поэмах – «И мёртвым, и живым, и нерождённым», «Сон» и «Кавказ». У нас в семье проводились Шевченковские чтения, большой портрет Кобзаря висел над столом со словами: «Учитесь, читайте, и чужому научайтесь, и своего не цурайтесь». Я часто повторяла их своим ученикам, и надеюсь, что во многих детских душах они нашли отклик. Потому что наше общение продолжается уже много лет, мои выпускники ко мне в гости приезжают, мы переписываемся через социальные сети, – для меня это очень важно, я очень дорожу такими хорошими отношениями. Но об отце я нечасто им рассказывала, считая, что это нескромно. Потому что это не моя заслуга. Многие ученики не знали, что у меня папа был репрессирован.