ОХРАННИКИ
В категорию охранников в ГУЛАГе входили практически все, с кем постоянно соприкасались заключенные: начальники лагерей, следователи, конвоиры, надзиратели, охранники, лагерные врачи, инструкторы служебных собак. Какими они были, что привело их на эту работу, как относились к заключенным, что они o них думали?
Одни рассматривали свою службу в лагерях, как обычную работу, которую надо выполнять, согласно правилам и предписаниям. Другие делали карьеру, переступая эти правила. Одни стремились попасть в систему НКВД–КГБ, потому что их привлекала власть над людьми и льготы. Другие страдали от послевоенного голода, и служба в ГУЛАГе означала серьезное социальное продвижение. А третьи – послевоенный призыв, были переведены в систему МВД из армии.
А бывало и так, что вчерашние зеки делали карьеру и становились крупными управленцами в лагерях. Самым знаменитым из них был Нафталий Аронович Френкель. Бывший одесский жулик, говорят, в молодые годы дружил с Мишкой Япончиком. Заключенный лагеря на Соловках, проявил себя выдающимся организатором, лично встречался со Сталиным, был создателем экономической модели функционирования ГУЛАГа. Стал генерал-лейтенантом, награжден тремя орденами Ленина. С почетом дожил до 1960 года.
Какими же запомнили заключенные своих охранников, и что о себе и своей работе говорили они сами?
ОЛЕГ ВОЛКОВ: Знаменитый Яков Мороз — начальник Ухтинских лагерей заявлял, что ему не нужны ни машины, ни лошади: «Дайте побольше З/К — и он построит железную дорогу не только до Воркуты, а и через Северный полюс». Он готов был мостить заключёнными болота, запросто без палаток бросал их в стылую зимнюю тайгу (у костра погреются!) без котлов для варки пищи — обойдутся без горячего! Поскольку никто с него не спрашивал за «потери в живой силе», то и пользовался он, до поры до времени, славой энергичного, инициативного деятеля. Часто жестокость была связана с выгодой. Охранник, застреливший зэка при попытке побега, получал денежное вознаграждение и отпуск.
АНАТОЛИЙ ЖИГУЛИН:
— Эй! Мужик, — крикнул конвоир:
— Принеси вон то бревнышко для сидения!
— Оно за запреткой, гражданин начальник!
— Ничего, я разрешаю. Иди!
Вышел, очередь из автомата. И нет человека. Случай типичный. Банальный.
ЮРИЙ ФИДЕЛЬГОЛЬЦ: Касимов сам по себе, с точки зрения морали человеческой, был человек неплохой. Бывший фронтовик, чем-то проштрафился и попал начальником в лагерь. А там и виновные, и невиновные, все с номерами. Как их отличишь? И когда мои родители приехали и стали с ним разговаривать, он по-человечески понял, что я не враг, что я попавший в мясорубку случайный человек. И решил помочь.
ИВАН ГАЙДУК: Вот, говорят, расстреливали. Чекисты. Я, как чекист, в это не верую. Я сколько служил, никогда никого не расстреливали. И от голода не умирали. Чтобы заключенным руки крутили, били их плеткой или издевались… Нет, такого ничего не было.
КОМУНЕЛЛА МАРКМАН: Был случай, когда моя подруга пыталась спрятать письмо родителям, чтобы передать его вольняшкам, которые отнесут его на почту, а ее поймал конвойный. Стоит плачет, просит отдать письмо, а конвоир не отдает. Он за него отпуск лишний получит. Мимо проходил офицер, его начальник. Хвалит конвоира, конфискует письмо… А через месяц это письмо доходит по адресу.
АЛЕКСАНДРА ПЕТРОВА: Никого я в тюрьме не жалела. Как черствый человек была. Как 53-й год пришел, Берию забрали, я много вспомнила, многих пожалела… А так нет. Будешь жалеть, так хоть не работай. Заключенных я не помню. Я с ними не разговаривала, никакой полемики не вела. Сама голодная ходила, кто б меня пожалел?
АЛЕКСАНДР СОРОКИН: На зоне меня называли «кум». «Куда пошел?» — «К куму». «Колонулся?» — «Нет» и так далее.
Я обслуживал спецконтингент, то есть вербовал агентуру для работы с администрацией. Это самая тяжелая работа. Если мозгов не имеешь, работать не сможешь, потому что на зоне тоже не глупые люди сидят.
КОНСТАНТИН ЕВСЕЕВ: Берия молодец, при Берии была дисциплина! А как потепление, так начали телевизоры в коридоре ставить, общаться. Поэтому сейчас распущенность такая у молодежи. Тогда же применяли смирительные рубашки… Заключенного оденут, ласточку ему сделают, скручивают, потом поливают водой, и она начинает сжиматься… Больно, конечно. И били их там. Я же по всем камерам ходил, я видел. А за что били? За поведение…
ВАРЛАМ ШАЛАМОВ: Богданов, бывший уполномоченный МВД, герой процесса 1938-го года. Он ежедневно издавал приказы о дисциплине, построил карцер. Это был именно тот начальник, который получал письма, адресованные мне от моей жены, с которой связь была разорвана около трех лет! Он вызвал меня к себе на квартиру и в моем присутствии изорвал эти письма. И бросил клочки в помойное ведро.
ИРИНА ВЕРЖБЛОВСКАЯ: Мне только один раз довелось столкнуться с хорошим конвоиром. Приведя нас на лесоповал, он вешал на сук свой автомат, брал пилу и начинал работать с нами. Когда грузил на волокушу бревна, сухо сказал: «Негоже, чтобы бабы таскали такие тяжести».
ДАЛЯ ГРИНКЕВИЧУТЕ: В феврале 1943 года мы поняли, что погибнем все. Смертность достигла своего апогея. Бараки не отапливались вовсе, и у умирающих обмораживались руки и ноги. Истощенные до предела, лежали почти все, не вставая несмотря на понос. Люди были усыпаны вшами. Они кишели даже в бровях и на ресницах. Наступал конец…
И когда не оставалось уже никакой надежды, в Трофимовске появился человек, который спас от смерти оставшихся. Это был врач Самодур Лазарь Соломонович. Он заходил в каждый барак, увидел, что делается, и начал энергично действовать. Отважно схватился с начальниками, которые жили в теплых, построенных нами из бревен домах, которые с головы до ног были одеты в меха, обуты в меховые унты или валенки, ели досыта присылаемые союзниками из Америки хлеб, сахар, масло и свиные консервы.
Уже на другой день мы получили по миске горячего горохового супа, по полкилограмма мороженой рыбы, которую по совету врача ели в сыром виде, чтобы не пропала аскорбиновая кислота. Он затребовал из склада несколько мешков гороха, прорастил его, и вскоре в каждый барак принесли пророщенный горох (с ростками). Каждый получал по горсточке, примерно полстакана. Выдали на каждого человека и по несколько килограммов канадской муки. Голод и цинга понемногу начали отступать. Отступила и смерть. Через месяц доктор Самодур уехал. Дошла весть, что он погиб на фронте…
В ГУЛАГе люди в погонах верили, что перед ними «враги народа» и другой судьбы они недостойны. И таких было подавляющее большинство. Но были и другие, которые даже в таких условиях оставались людьми.