Виталий Колодный
Виталий Колодный: «Как только его арестовали, семью переселили в коммуналку»
«Архипелаг ГУЛАГ». Я не думал, что это коснется моей семьи тоже. Когда я был маленький, я ничего об этом не знал, ну а позже моя бабушка мне рассказала, что произошло с моим дедом. После этого я хотел узнать все поподробнее, я обратился к нему: “Может, ты мне расскажешь о том, что произошло в тридцать седьмом году?” И он ушёл от ответа.
Впоследствии, сколько раз я не пытался как-то его разговорить на эту тему, ничего не получалось. И все, что я узнал, я узнал от матери и узнал от бабушки. Мой дедушка охотно только рассказывал, когда был подростком о его встрече с Махно в Гуляйполе. Это произошло… это он рассказывал подробно, когда он вместе с братом на дороге наткнулись на разъезд Махно, и он их спросил: “А ви, хлопчики, яких будете? Нема чого тут робити!.. Гуляйте звідси додому”… Это было интересно, об этом он охотно рассказывал. Ну, как только я переходил… расскажи что-то о том… об этих репрессиях, как ты был арестован? Он сразу уходил от ответа. И я подозреваю, здесь две причины: первая причина в том, что он до последнего думал, что это какая-то ошибка, что это произошло абсолютно случайно. Хотя, может, в глубине души он так и не думал. А вторая причина – он прекрасно понимал в то время, что, если он мне это расскажет, я могу возненавидеть Советский Союз вместе с Коммунистической партией, то есть он во мне зародит зерно диссидента, а он этого не хотел. Он знал последствия.
Его звали Словейчик Евгений Маркович, 1905 года рождения. С двадцать пятого года он вступил в ряды партии и до конца своих дней был абсолютно, как говорят, человек, веривший в идеалы партии, в идеалы коммунизма.
У него было очень стойкое мнение, что Сталин ничего не знал, что это были вокруг враги народа, которые это все устроили, которые ему нашептывали, которые это все… А он не знал, наивность такая вот… Хотя опять же рядом была бабушка, которая абсолютно в эти сказки не верила, а он был убежден, что это так.
Бабушка не была членом партии, хотя она была врач, она была завотделением физиотерапии, и она была председателем военно-медицинской комиссии городского военкомата. Ее знал весь город, уважали очень. И вот она не верила в эти идеалы. Она была единственная, кто старалась мне открыть глаза, хотя мой дедушка, когда даже краем уха это слышал, он очень психовал по этому поводу и как бы старался закрыть ей рот, чтобы она об этом со мной не говорила. Он не пропускал ни один съезд партии. По телевизору если это показывали, если это был доклад Хрущева или Брежнева, он сидел возле телевизора от начала до конца… Вот такой был коммунист, как говорят, настоящий коммунист, не фальшивый.
В тридцать седьмом году дедушка работал начальником техснаба треста “Труба-сталь”, который принадлежал Газпрому и находился в здании харьковского Газпрома в Харькове. Это была очень высокая должность, очень ответственная. Он делал хорошую карьеру, у него была прекрасная квартира у всей семьи. Семья — бабушка была врачом-терапевтом и маленькие дети. На тот момент матери было шесть лет и моему дяде, ее брату, было четыре года. Это был как раз тридцать седьмой год, когда все произошло по обычному доносу.
Насколько было известно потом, кто-то из треста написал анонимку на него. Его тут же арестовали. Приехал всем известный “черный воронок” и его забрал. Забрал по 58-ой статье. Ему вменяли то, что он враг народа, и он проводил какие-то диверсии. То есть такую чушь, такую чепуху несли, а никаких доказательств не было. Они не могли их наскрести… Это спасло его от расстрела, потому что он получил пять лет лагерей. Я не помню… точно знаю Абакан был, и еще их гоняли по всем лагерям. Это не один был лагерь, а много разных в течение пяти лет.
Вот это спасло его от расстрела, потому что просто не было доказательств. Они не могли собрать все доказательства, чтобы дать по 58-ой, как положено, 10 лет, а дальше худший результат — это расстрел. Но он все равно получил эти десять лет, потом, потому что в тридцать седьмом году его арестовали, а дальше началась война, а во время войны не выпускали… даже если прошел срок лишения свободы.
Поэтому ему добавили еще пять лет. Вообще, просто ни за что. Но единственное, что — это было поселение, это уже не были лагеря. Таким образом он избежал расстрела, хотя здоровье было подорвано полностью. Дед был очень, очень сильный человек. Он переплывал Днепр туда и обратно, за два раза, на спор. Но эта беда подорвала его здоровье. Он рано ушел из жизни от четвертого инфаркта.
Как поступали с семьями врагов народа, что произошло с семьей моей мамы, с дедушкиной семьей? У него была огромная квартира в Харькове, потому что он занимал высокий пост, и как только его арестовали и обвинили, и отправили в лагерь, тут же квартиру забрали, и всю семью поселили в коммуналку, потому что это уже считалась семья врагов народа.
И возвращаясь к событиям советского периода, я имею в виду, конечно же, 56 год, когда был 20 съезд партии, когда был разоблачен культ личности, был этот факт признан и обвинили Сталина во всех грехах, с чем я, конечно, согласен. Но надо было обвинить не только его.
После этого, в пятьдесят шестом году пришло письмо, насколько я помню, из киевского военного округа о полной реабилитации моего дедушки, так как они не нашли состава преступления. То есть, естественно, я был уверен, я знаю своего дедушку, он был почетным гражданином города, висел на доске почета, но что я никогда не понимал — это такая слепая вера в идеалы коммунизма до конца своих дней.
Вот такая история, которая коснулась непосредственно моей семьи. Поэтому, собственно говоря, вся семья и оказалась в Кривом Роге вместо Харькова, поскольку, когда закончился срок… это, наверное…, я не помню сейчас какой год это был. Наверное, 54-ый или 53-ий, ему не разрешили… Нет, нет это было попозже – 56-ой, я думаю. Ему не разрешили вернуться в Харьков, в свой родной город. И предложили на выбор города. Он выбрал Кривой Рог, и так вся семья оказалась в Кривом Роге. Потом через два года, когда пришла… Нет, в пятьдесят шестом году, когда пришла реабилитация, полностью, он мог поехать, куда он хотел. Но он уже осел в Кривом Роге, и у него уже была там работа.
В Кривом Роге он работал в институте, который назывался Кривбасспроект. Он работал… он закончил, в свое время, Днепропетровский институт, был инженер-экономист. И он работал инженером-экономистом всю жизнь. Работал в этом тресте, довольно известном в Кривом Роге. А потом он работал в Тресте гражданского строительства. И самое интересное, что я после окончания института работал в том же тресте. И 4 года практически работал вместе с ним. Он был на пенсии, но не хотел сидеть дома и продолжал работать.
Это было такое поколение. Сейчас это трудно понять. Потому что я сам это не понимал. Когда Брежнев пришел к власти, и немножко начали опять Сталина, как бы, поднимать на пьедестал… Был такой момент и в фильмах, и везде, как-то, и портретики появились на машинах. То я к этому моменту уже знал, что это был за человек.
Как к этому человеку можно иначе относиться? Может быть, когда люди говорят: “Сталина на вас нет”, хочется их просто разорвать на части, потому что это люди, которые не пострадали, они на себе не испытали, что это такое. Я тоже от этого не пострадал, но пострадала моя семья, и я видел, чем это закончилось: абсолютно здоровый, крепкий человек, свято веривший в идеалы партии, честный, который работал… и вот такое с ним произошло. Ну как это? Я считаю, что этому нет оправдания. Я считаю. Это коснулось моей семьи, и я это хорошо чувствовал, поэтому или люди не знают свою историю… Пусть еще раз попробуют проверить свое древо! Но я их никогда не пойму, кто так говорит. Никогда не пойму.